Священными птицами почитались аист и лебедь. Но символика их во многом противоположна: аист воплощает силы жизни, а лебедь — смерти. Широко известное присловье, что аисты приносят детей, — это лишь вершина огромного массива представлений об отождествлении аиста с человеком. Легенда гласит, что Бог некогда вручил человеку мешок, в котором были завязаны все гады (змеи, жабы и пр.), человек из любопытства развязал его — и гады расползлись по всей земле. Бог в наказание обратил человека в аиста и велел охотиться на гадов, и от стыда у аиста покраснели клюв и ноги. На землях западных славян оперенье аиста сравнивали с одеждой шляхтича или ксендза, а позже, в ХХ веке, — с жилеткой. Согласно другой легенде, аисты улетают на зиму в мифическую страну и там, искупавшись в волшебном озере, принимают человеческий облик; весной же, окунувшись в другое озеро, возвращают себе птичий. Поляки верят, что человек, попав в эти мифические края, тоже обратится в аиста. При этом иметь потомство аисты могут только под личиной птицы, что и вынуждает их совершать эти регулярные превращения.
Убийство аиста — страшный грех, оно приравнивается к убийству человека. Расплатой за него могут стать различные бедствия (о них чуть позже), и чтобы их избежать, аиста необходимо похоронить в гробу, по-человечески.
Аист — судьбоносная птица. То, как человек увидел весной первого аиста, предвещает удачу или неудачу в течение года: летящий аист — к здоровью (особенно ног) и хорошему урожаю, а для девушек — к замужеству, неподвижный — к безбрачию, засухе, боли в ногах или смерти. Если в этот момент у человека есть с собой деньги или ключи — его ждет богатство, а если карманы пусты — убытки. При виде летящего аиста крестьяне начинали бегать и кувыркаться, чтобы не болели спина и ноги (заметим, что такие действия могли дать пусть и краткосрочный, но реально исцеляющий эффект, поскольку на биологическом уровне мощный эмоциональный всплеск обусловливает всплеск гормонов, а он, в свою очередь, влияет на процессы в организме).
Аист не просто предвещает судьбу, он формирует ее: если он устроил на доме гнездо — под крышей будут счастье и достаток. И сейчас, в XXI веке, для пары аистов, облюбовавших дерево во дворе, полагается спилить верхушку и положить туда колесо (даже если это урожайное плодовое дерево). Разорение гнезда аиста, убийство его птенцов или самой священной птицы грозило всеми возможными бедами. Широко распространены убеждения, что за разоренное гнездо аист мстит, принося с небес огонь и сжигая дом обидчика. Убийство аиста символически связывается с небесной водой, причем в любую сторону: может случиться как засуха, так и гроза с градом. С грозовыми и градовыми тучами ассоциируют не только мертвого аиста, но и живого: если он кружит высоко в небе, значит, разгоняет их.
Еще одна черта аиста — его связь с деторождением. Здесь снова присутствует триада «аист — дети — огонь». Но если в случае мести аист приносил огонь и смерть, то в этой ситуации все мирно: аист приносит ребенка (или лягушонка), бросает его в печную трубу, и тот через огонь попадает в лоно женщины (лягушонок в печи превращается в человека). О связи печи и маленьких детей мы еще поговорим далее, когда речь пойдет о домовом.
Тема деторождения присутствует и в рождественском ряженье в аиста: своим длинным клювом он клюет девушек, что имеет несомненно фаллическую символику.
Итак, аист воплощает изобилие и счастье, а беду может накликать только в ответ на человеческую жестокость. Другая священная птица — лебедь — в народе связана со смертью и бедой, и лишь в городской культуре она становится символом света и красоты. «Исправление» смертоносного образа лебедя легко увидеть на примере либретто балета Чайковского «Лебединое озеро», где первоначальный вариант финала был трагичен: поскольку Зигфрид нарушил клятву (пусть и невольно), на рассвете Одетта умирала, а принц бросался в озеро. Для народной легенды такая трактовка истории девушки-лебеди естественна, но светская публика принять ее не могла.
Мы с детства любим сказку Пушкина о Царевне-Лебеди, однако образ главной героини не имеет точного фольклорного прототипа, а те, что есть, во-первых, не русские, а во-вторых, в них ни в коем случае не лебедь (во французском источнике — это Дева-Звезда, в итальянском — зеленая птичка). Исследователи предполагают, что на образ Царевны-Лебеди могла повлиять Марья Лебедь Белая из былины о Михайле Потыке (поэт знал сборник Кирши Данилова, куда входит этот текст), но героиня былины — злая чародейка, предавшая своего мужа, изменившая ему и в итоге понесшая заслуженное наказание. Отличие прекрасной пушкинской героини от былинной колдуньи показывает, до какой степени расходится восприятие лебедя в литературе и фольклоре.
Марья Лебедь Белая на иллюстрации С. Соломко. Начало XX в.
При всем трагизме образ лебедя (или лебеди, ведь в фольклоре, как и у Пушкина, это слово женского рода) очень поэтичен. Прежде всего, это символ невесты в свадебных причитаниях: по народным поверьям, каждому человеку в жизни отпущено определенное количество слез, и просватанной девушке следует их выплакать до замужества, чтобы не пришлось горько рыдать в новой семье; поэтому невеста оплакивает свою девичью вольную жизнь, говоря о себе как о белой лебеди, которая потерялась и прибилась к стае серых гусей. Ту же трагическую фигуру мы видим и в «Слове о полку Игореве»: горе на русской земле персонифицируется и предстает в обличье Девы-Обиды, которая «всплескала лебедиными крыльями».
Царевна-Лебедь. Иллюстрация В. Н. Курдюмова, 1913 г.
Славянские представления о лебедях продолжают мрачный ряд. Считалось, что если охотник убьет лебедя, то кара падет не только на него, но и на его детей — их ждет смерть. Более того, даже если дети просто увидят мертвого лебедя — они умрут. Облик лебедя способен принимать водяной, топящий людей. Белый цвет перьев не должен казаться благим, ведь это один из символов смерти (как и свадебная рубаха, в которой ходит лебедушка-невеста: именно в этой рубахе ее когда-нибудь похоронят). Итак, в фольклоре лебедь — воплощение смерти и горя; неудивительно, что на Русском Севере его считали царем птиц.
Славянское представление о лебедях не уникально. Так, в греческой мифологии одним из разбойников, сраженных Тесеем по пути в Афины, был Кикн («лебедь»): такое имя связано с тем, что реальные лебеди — крайне агрессивные и опасные птицы, пара лебедей способна истребить всех птиц вокруг своего гнезда. В этом контексте становятся понятны лебединые крылья скандинавских дев-воительниц валькирий, уносящих души павших воинов с поля битвы; женитьба на валькирии оборачивается для героя катастрофой — как и в фольклоре южных славян, где герой похищает крылья у девы-вилы, желая жениться на ней, но она, найдя оперение, бросает мужа. Наиболее же грозен образ лебеди в финском эпосе: она плавает по реке смерти, а герой, одолевший страшных монстров, гибнет при попытке подстрелить ее. Тема «лебедя и смерти» отражена в распространенном поверье о том, что перед гибелью эта птица поет.
