В этой статье подробнее поговорим о вхождении русских князей в народный фольклор. Подробнее остановимся на Вещем Олеге, Рюрике и Ольге.
Вещий Олег
Говорить о Вещем Олеге и не упомянуть о его смерти от коня — невозможно. И эта история вызывает очень много вопросов. Какой же князь вещий, если он не смог предвидеть собственную смерть? И тут возникает версия о том, что «вещим» он назван иронично, чтобы подчеркнуть неспособность язычника прозреть судьбу. Как змея могла его ужалить, ведь ничего крупнее гадюки в окрестностях Киева не водится, а она не в состоянии прокусить сапог? Тут возникает другая версия — о том, что «змею» эту звали Игорем и тот жаждал отнять у Олега власть. Не пытаясь поддержать или оспорить любую из этих версий, выскажем мнение фольклориста.
Попытка избежать предсказанной судьбы — распространенный фольклорный мотив. Мы уже встречали его в былинах о герое, тоже носящем «священное» имя, — о Святогоре. Такое имя можно рассматривать как указание на избранность, высшую героизацию, которая в эпосе подразумевает и исключительную дерзость, готовность спорить с богами или иными запредельными силами (чем былинный Святогор занимается постоянно и, как и Олег, гибнет — даже два раза, в различных сюжетах).
Смерть «от коня своего» — это один из вариантов универсального эпического мотива саморазрушения героя. Его гибель всегда, прямо или косвенно, сопряжена с самоубийством, и уйти из жизни через что-то свое — ход, стандартный для эпоса.
Наконец, в эпосе чрезвычайно широко представлен мотив «загробной мести». Он может иметь разные варианты. Обычно умирающий враг говорит герою, как тому следует обойтись с его трупом или с его оружием, но герой догадывается, что труп ядовит, оружие обладает своей волей и т. п., он поступает вопреки совету — и избегает гибели. При другом варианте мстит сам герой, уже убитый, находящийся в гробнице, но сохранивший способность действовать. В редких случаях герой оказывается жертвой врага, убитого ранее.
В данном случае мертвый конь мстит Олегу за свою смерть. Этот сюжет не уникален, он встречается и в исландской саге (возможно, созданной под влиянием биографии Олега), и в английских преданиях, которые никак не могут быть связаны с киевским князем.
Все это в совокупности говорит о том, что биография Олега, реального человека, подверглась сильной мифологизации. Его образ приобрел черты эпического героя, и они оказались более востребованы культурой, чем реальные факты. То же произошло и с Рюриком, и с Ольгой.
Князь Рюрик
Относительно истории призвания трех братьев-варягов в науке ведутся споры о мере фольклорности, сам же факт смешения истории и легенды сомнений не вызывает. Советская наука, стоя на позициях антинорманизма, всячески подчеркивала, что идея призвания иноземцев в правители свойственна многим средневековым культурам, — и, хотя роль скандинавов в культуре Руси уже не подвергается сомнению, эти фольклорные параллели нельзя игнорировать. Еще более фольклорным выглядит наличие у Рюрика двух братьев, один из которых «правил» в Белозерске в 860-е годы (на самом деле этот город существует с Х века). Сейчас доказано, что имена Синеуса и Трувора — подлинные скандинавские, а не ошибка прочтения, закрепившаяся во фразе «с его родами и верной дружиной» (было мнение, что «Синеус» — искаженное шведское «свой род», Трувор — «верная дружина»); однако это не отменяет того факта, что история трех братьев, один из которых становится правителем, присутствует в бесчисленном множестве сказок и исторических легенд — например, античной Македонии и, конечно, Киева с его Кием, Щеком и Хоривом. Став уже неразделимой смесью фольклора и истории, легенда о Рюрике и его братьях дала новый виток мифологизации — и вот уже эстонцы рассказывают сказку о трех братьях, где имя старшего звучит как «Рахуриккуя» и означает «нарушитель мира», а младшие — Синиус и Труувар — становятся правителями в чужой стране.
Княгиня Ольга
История мести Ольги древлянам за убитого мужа мифологизирована еще сильнее. Видимо, судьба этой выдающейся правительницы породила ряд исторических песней (наподобие тех, что века спустя пелись об Иване Грозном), которые в Киеве вызывали настолько мощный эмоциональный отклик, что воспринимались как истина даже христианскими монахами. Не исключено, что таких песней было по меньшей мере две: одна — с чисто фольклорным утроением трагического сватовства древлян к Ольге, другая — о взятии их города Искоростеня. История сожжения города при помощи птиц, к хвостам которых привязывают горящую паклю, относится, кажется, к универсальным мотивам (в Европе его находят в текстах Саксона Грамматика и Снорри Стурлусона), но нельзя не отметить и типологическую схожесть с сюжетом индийского эпоса «Рамаяна», где то же самое проделывает с вражеским городом мифическая обезьяна Хануман, способная летать как птица.
Что касается троекратного сватовства, то оно одновременно связано и со сказочной традицией, и с погребальными обрядами руси. Царевна, загадывающая загадки женихам, которые за неудачу платят жизнью, — сюжет широко распространенный (он основан на представлениях о том, что правитель должен обладать магическими способностями, ведь без них с такими испытаниями не справиться). Касаясь символики лебедя, мы уже говорили, что мотив «смерть — свадьба» является одним из основных в фольклоре, но в реальном обряде оплакивают невесту, а в сказке или легенде — наоборот.
Арабский путешественник Ахмад ибн Фадлан, бывший на Руси в начале Х века, подробно описал процесс похорон знатного руса. Тело покойного сначала закапывали в землю (чтобы оно не разложилось, пока готовили курган), его корабль вытаскивали на специальный помост, а затем тело доставали, наряжали и усаживали на корабле. Первая месть Ольги древлянам состояла из тех же действий, но в обратном порядке: сватов сначала пронесли в лодках, а затем закопали (живыми).
Г. Семирадский. Похороны знатного руса (копия на открытке)
Первая месть Ольги древлянам. Гравюра Ф. Бруни, 1839 г.
При погребении руса его наложницам предлагалось решить, хотят ли они сопровождать господина в загробный мир. О девушке, которая соглашалась на это, всячески заботились, ей, как отдельно отмечает ибн Фадлан, омывали ноги. Однако во время ритуала ее не просто убивали, а сначала насиловали шестеро мужчин, причем другие воины в это время заглушали ее крики ударами мечей в щиты. В завершение ритуала корабль со всеми жертвами поджигали. Всё это (кроме изнасилования) мы видим во второй мести Ольги древлянам. Баня, в которой они сгорают заживо, — эквивалент омовения жертвы, крики древлян никому заглушать не требуется (в ритуале это делалось для того, чтобы другие рабыни не узнали о судьбе первой жертвы), и завершается все сожжением.
Вторая месть Ольги. Миниатюра из Радзивилловской летописи. XV в.
В ходе ритуала также убивали других рабынь, коней, коров, птицу. По окончании ритуала (то есть после сожжения корабля) насыпали курган. Аналогом этого является третья месть Ольги, в которой снова ритуальные действия меняются местами: она устраивает поминальный пир на кургане мужа, а когда древляне напиваются, убивает их. Кстати, ритуальное опьянение жертв тоже входило в погребальный обряд.
Таким образом, месть Ольги представляет собой максимальное восстановление погребального обряда руси. Главное отличие — замена рабынь на мужчин-древлян и исчезновение сексуального элемента. Предание, которое для нас сохранила «Повесть временных лет», представляет Ольгу как верную жену, которая, лишившись возможности похоронить мужа надлежащим образом, мстит древлянам так, чтобы практически в точности воспроизвести ритуал.
